Неточные совпадения
Точно ли так велика пропасть, отделяющая ее от сестры ее, недосягаемо огражденной стенами аристократического дома с благовонными чугунными лестницами, сияющей медью, красным деревом и коврами, зевающей за недочитанной книгой в ожидании остроумно-светского визита, где ей предстанет поле
блеснуть умом и высказать вытверженные мысли, мысли, занимающие по законам моды на целую неделю город, мысли не о
том, что делается в ее доме и в ее поместьях, запутанных и расстроенных благодаря незнанью хозяйственного дела, а о
том, какой политический переворот готовится
во Франции, какое направление принял модный католицизм.
Мое! — сказал Евгений грозно,
И шайка вся сокрылась вдруг;
Осталася
во тьме морозной
Младая дева с ним сам-друг;
Онегин тихо увлекает
Татьяну в угол и слагает
Ее на шаткую скамью
И клонит голову свою
К ней на плечо; вдруг Ольга входит,
За нею Ленский; свет
блеснул,
Онегин руку замахнул,
И дико он очами бродит,
И незваных гостей бранит;
Татьяна чуть жива лежит.
Свидригайлов внимательно поглядел на Раскольникова, и
тому показалось, что
во взгляде этом
блеснула мгновенно, как молния, злобная усмешка, но Свидригайлов удержался и весьма вежливо отвечал...
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался в гостиной, и, кроме
того, у стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее
блестело стекло и серебро на столе, а лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея
во фраках и горбоносая, похожая на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя на стуле, весело командовала...
Прыжки осветительных ракет
во тьму он воспринимал как нечто пошлое, но и зловещее. Ему казалось, что слышны выстрелы, — быть может, это хлопали двери. Сотрясая рамы окон, по улице с грохотом проехали два грузовых автомобиля, впереди — погруженный, должно быть, железом, его сопровождал грузовик, в котором стояло десятка два людей, некоторые из них с ружьями, тускло
блеснули штыки.
— Тайна что? Все есть тайна, друг,
во всем тайна Божия. В каждом дереве, в каждой былинке эта самая тайна заключена. Птичка ли малая поет, али звезды всем сонмом на небе
блещут в ночи — все одна эта тайна, одинаковая. А всех большая тайна — в
том, что душу человека на
том свете ожидает. Вот так-то, друг!
Но все же как бы луч какой-то светлой надежды
блеснул ему
во тьме.
Но я знаю также, что Софрон Матвеич влачит свое серенькое существование с грехом пополам, между
тем как Хрисашка
блестит паче камня самоцветного и, конечно, не всуе видит
во сне медаль.
Весь следующий день мать провела в хлопотах, устраивая похороны, а вечером, когда она, Николай и Софья пили чай, явилась Сашенька, странно шумная и оживленная. На щеках у нее горел румянец, глаза весело
блестели, и вся она, казалось матери, была наполнена какой-то радостной надеждой. Ее настроение резко и бурно вторглось в печальный тон воспоминаний об умершем и, не сливаясь с ним, смутило всех и ослепило, точно огонь, неожиданно вспыхнувший
во тьме. Николай, задумчиво постукивая пальцем по столу, сказал...
И весь мир был светел и чист, а посреди его — милые, знакомые улицы Москвы
блистали тем прекрасным сиянием, какое можно видеть только
во сне.
Чем дальше уходили мы от дома,
тем глуше и мертвее становилось вокруг. Ночное небо, бездонно углубленное
тьмой, словно навсегда спрятало месяц и звезды. Выкатилась откуда-то собака, остановилась против нас и зарычала,
во тьме блестят ее глаза; я трусливо прижался к бабушке.
— В пещерах святой лавры тишь стоит непоколебимая,
тьма в них страховитая, а
во тьме детскими глазыньками лампадочки
блещут, и святым миром пахнет…
Илья слушал спор, песню, хохот, но всё это падало куда-то мимо него и не будило в нём мысли. Пред ним
во тьме плавало худое, горбоносое лицо помощника частного пристава, на лице этом
блестели злые глаза и двигались рыжие усы. Он смотрел на это лицо и всё крепче стискивал зубы. Но песня за стеной росла, певцы воодушевлялись, их голоса звучали смелее и громче, жалобные звуки нашли дорогу в грудь Ильи и коснулись там ледяного кома злобы и обиды.
В настоящее время крыша на лавке и дверь выкрашены и
блестят как новые, на окнах по-прежнему цветет веселенькая герань, и
то, что происходило три года назад в доме и
во дворе Цыбукина, уже почти забыто.
Погас пожар, стало тихо и темно, но
во тьме ещё сверкают языки огня, — точно ребёнок, устав плакать, тихо всхлипывает. Ночь была облачная,
блестела река, как нож кривой, среди поля потерянный, и хотелось мне поднять
тот нож, размахнуться им, чтобы свистнуло над землёй.
Ночь вокруг и лес. Между деревьев густо налилась сырая
тьма и застыла, и не видно, что — дерево, что — ночь.
Блеснёт сверху лунный луч, переломится
во плоти
тьмы — и исчезнет. Тихо. Только под ногами ветки хрустят и поскрипывает сухая хвоя.
Глаза, устремленные вперед,
блистали тем страшным блеском, которым иногда
блещут живые глаза сквозь прорези черной маски; испытующий и укоризненный луч их, казалось, следовал за вами
во все углы комнаты, и улыбка, растягивая узкие и сжатые губы, была более презрительная, чем насмешливая; всякий раз, когда Жорж смотрел на эту голову, он видел в ней новое выражение; — она сделалась его собеседником в минуты одиночества и мечтания — и он, как партизан Байрона, назвал ее портретом Лары.
Его большая голова вертелась
во все стороны, голос срывался, глаза налились испугом, на щеках
блестели капли пота или слез. Трактир был полон, трещали стулья и столы, с улицы теснился в дверь народ,
то и дело звенели жалобно разбитые стекла, и Семянников плачевно кричал тонким голосом...
Г* смутно сознает свое ничтожество и жестоко им терзается; другой на его месте, при
той же ограниченности ума, постарался бы примириться со своим положением;
то Г* гложет червь самолюбия: он хочет
блистать, хочет
во что бы
то ни стало быть заметным.
Затем
во все
то время, как сестра его портила, поправляла, и опять портила, и снова поправляла свое общественное положение, он поднимался по службе, схоронил мать и отца, благословивших его у своего гроба; женился на состоятельной девушке из хорошей семьи и, метя в сладких мечтах со временем в министры, шел верною дорогой новейших карьеристов,
то есть заседал в двадцати комитетах, отличался искусством слагать фразы и
блистал проповедью прогресса и гуманности, доводящею до сонной одури.
В это время, помимо болезни, со мною случилось еще две неприятности: во-первых, Кирилл явился ко мне прощаться, а как я тотчас не встал с постели,
то его приняла матушка и дала ему рубль, и этим бы все могло благополучно и кончиться; но, тронутый этою благодатью, Кирилл захотел
блеснуть умом и, возмнив себя чем-то вроде Улисса, пустился в повествование о
том, как мы дорогой страждовали и как он после многих мелких злоключений был, наконец, под Королевцем крупно выпорон.
За мной идут немногие,
Но всё великие мужи,
Которые безропотно
Несут тяжелые труды.
Но я веду их всех к бессмертию,
Введу в собрание богов,
И будет славе их бессмертная
Блистать в теченье всех веков».
Тогда-то, свыше вдохновенный,
Воскликнул юноша: «Тебя
Я избираю, Добродетель,
Во всех делах вести меня.
Пускай другие предаются
Тому презренному покою,
А я тебе тобой клянуся
Всегда идти лишь за тобою...
— Ну их к черту, бабье! С ними кружок приобретет совсем другой характер. Между собою мы спорим, чтобы найти истину, а если они будут слушать, каждый станет стараться
блистать,
во что бы
то ни стало оставаться победителем. А сами они что скажут умного?
Косарь шел, хромая, и тяжело опирался на палку. Солнце било в лицо,
во рту пересохло, на зубах скрипела пыль; в груди злобно запеклось что-то тяжелое и горячее. Шел час, другой, третий… Дороге не было конца, в стороны тянулась
та же серая, безлюдная степь. А на горизонте слабо зеленели густые леса,
блестела вода; дунет ветер — призрачные леса колеблются и тают в воздухе, вода исчезает.
Грозовые тучи ушли, гром умолк, а на бороде Петра Сергеича всё еще
блестели дождевые капли. Весь вечер до ужина он пел, насвистывал, шумно играл с собакой, гоняясь за нею по комнатам, так что едва не сбил с ног человека с самоваром. А за ужином он много ел, говорил глупости и уверял, что когда зимою ешь свежие огурцы,
то во рту пахнет весной.
Это было тяжелое мгновение! Все как будто присели или стали ниже…
Во всех головах, сколько их было в суде, молнией
блеснула одна и
та же страшная, невозможная мысль, мысль о могущей быть роковой случайности, и ни один человек не рискнул и не посмел взглянуть на лицо солдата. Всякий хотел не верить своей мысли и думал, что он ослышался.
Узнаю потрясающие вещи. Ксения «изменила» искусству, бросила мечту о сцене, вышла замуж за одного молоденького офицера, друга детства, и занялась исключительно хозяйством. А Борис Коршунов, как-то застенчиво краснея и в
то же время гордо
блестя глазами, сообщает мне Маруся, имел такой огромный успех за это лето
во Пскове, что, возомнив себя вполне законченным прекрасным актером, решил, что учиться ему нечему, да и ни к чему больше. К
тому же, его пригласили на главные роли в один из лучших театров столицы.
— Ах, какая ты счастливая! — еще раз вздохнув, сказала Ирена, заразившаяся восторженностью своей подруги и, конечно, не имея возможности разобраться
во всем
том, что воображение молодой девушки, а также желание
блеснуть перед собеседницей, прибавляло к действительности.
«Надо
во что бы
то ни стало, —
блеснуло тогда в его голове, — скрыться от графини и ее преследований, а главное, избавиться от ужасного итальянского закона, так покровительствующего родителям, даже таким, как графиня Марифоски».
— Хозяйка, видимо, такая, что лучше и не надо; в доме порядок, чистота; все
блестит, точно вылизано… Хорошая жена из нее выйдет… Такую Глебушке и надо… Он слаб, мягок, добр, хозяйство
во всех своих имениях и по дому запустил, и людей распустил. Эта все повернет по своему, приберет к рукам, как его, так и всю челядь… Я ей мою табакерку подарила, знаешь,
ту, с аметистами.
Во время одного из таких восклицаний больной, сжимавших мучительною жалостью сердце Якова Потаповича, в его голове
блеснула мысль
во что бы
то ни стало успокоить княжну, разузнав о судьбе князя Воротынского через единственного знакомого ему близкого ко двору человека — его бывшего учителя, Елисея Бомелия.
Старик пошел, но при уходе бросил на молодого князя взгляд, полный искреннего сожаления. На его светлых глазах
блестели слезы. На князя Сергея Сергеевича эта сцена между
тем произвела тяжелое впечатление. Он стал быстро ходить по террасе, стараясь сильным движением побороть внутреннее волнение. Он, однако, решился
во что бы
то ни стало поставить на своем. Препятствие, в виде неуместного противоречия Терентьича, еще более укрепило его в этом решении. Он стал с нетерпением ожидать прибытия в парк рабочих.
Во втором часу ночи Костылев прощается и, поправляя свои шекспировские воротники, уходит домой. Пейзажист остается ночевать у жанриста. Перед
тем, как ложиться спать, Егор Саввич берет свечу и пробирается в кухню напиться воды. В узеньком, темном коридорчике, на сундуке сидит Катя и, сложив на коленях руки, глядит вверх. По ее бледному, замученному лицу плавает блаженная улыбка, глаза
блестят…
Начиная с 26-го августа и по 2-е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву,
во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла
та необычайная, всегда удивляющая людей, осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда всё
блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний, пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые, и когда в темных, теплых ночах этих, с неба, беспрестанно пугая и радуя, сыплются золотые звезды.